И нет тебя дороже - Галина Грановская

За ужином они снова оказалась рядом. Само собой получилось. У костра было тесно, и плечи их почти соприкасались.

– Будешь бутерброд с колбасой? – спросила Вероника.

Лешка кивнул, взял у нее из рук бутерброд с бужениной и впился в него крепкими белыми зубами.

– Жаль за грибами сегодня не успел сходить, – сказал вдруг. – Сейчас бы пожарили.

– Я в детстве жила в деревне, у бабушки, – откликнулась Вероника, радуясь тому, что внезапно нашлась тема для разговора. – За грибами с ней ходили. Потом бабушка их мариновала. И ягоды собирали. Она варенье из ежевики варила, и из малины лесной…

Все это было чистой правдой. Собирала она и ягоды и грибы, даже помогала их чистить. Вспомнилось вдруг и многое другое, связанное с ее жизнью у бабушки. Занавеси из огуречных плетей, привязанных веревочками к нижним веткам старой яблони, и убегавшими дальше вверх по дереву уже самостоятельно, отчего среди листвы рядом с яблоками то там, то здесь можно было видеть крепкие зеленые огурчики. Росли в огороде высокие, выше Вероники, помидорные кусты, где ранним летом она каждое утро высматривала первые поспевшие помидоры. Еще любила бегать в конец огорода в заросли красной и белой смородины, ела ягоды до оскомины. Эти заросли отделяли огород от поля, за которым начинался лес. Вероника вспомнила, как кормила бубликами белок на опушке, как однажды нашла в кустах ёжа и долго уговаривала бабушку взять его с собой. Но та не согласилась. Сказала, подумай, как он будет чувствовать себя вдали от дома? С тоски ж помрет. Ежик тогда так и остался в лесу. А вот она, как унесенный из родных мест зверек, долго тосковала в городе по привольной сельской жизни. Но об этом Лешке не расскажешь. Никому не расскажешь. Не поймут. Подумают, на жалость напрашиваешься. А ей ничья жалость не нужна. К тому же, словами и не передашь того, что чувствуешь. Есть люди, с которыми ты как будто на одной волне, они тебя и без слов понимают. А есть чужие, в общении с ними и долгие разъяснения не помогут. Из какой категории Лешка, она еще не разобралась. Несмотря на то, что учились вместе, они почти не общались. Рядом с Лешкой всегда присутствовала Лиза, торчала как страж, охраняющий свою территорию. Да и Лешка раньше никогда не интересовал Веронику. И вот теперь, когда он ей понадобился, она не знала, о чем с ним говорить. А говорить нужно было, нужно было ловить момент, пока они сидели вот так, рядом. Но в ремонте машин, единственное, что наверняка бы его заинтересовало, она ничего не смыслила…

Внезапно чья-то рука протянула ей через плечо пластмассовый стаканчик. Вероника оглянулась, – позади с бутылкой в руке стоял Антон. Вино было кстати. Как нельзя более кстати. Лешка ей не то чтобы совсем не нравился, просто она не чувствовала к нему никакого влечения, и надо было соответствующим образом настроиться, чтобы все шло естественно. Хотя что-что, а притворяться она умела. Время, проведенное со Штырем, научило ее осторожности, научило улыбаться, когда хочется плакать, и подлаживаться под настроение другого. Изображать заинтересованность, страсть, даже оргазм тогда, когда его и в помине не было.

Она кивнула Антону в знак благодарности, и, передав стаканчик с вином Лешке, протянула Антону свою кружку. Стаканчик для нее, чтобы по-настоящему взбодриться, был маловат. Кружка – в самый раз.

– Лей-лей, – кивнула, когда Антон, налив немного, замер в нерешительности, хватит или еще?

Вино и в самом деле, подействовало. Вино – именно то, что ей нужно было в настоящий момент. Сделав несколько глотков, Вероника расслабленно вздохнула. Да, хорошо, что она все-таки пересилила свою лень, пошла, не осталась дома. Сидела бы сейчас одна-одинешенька в своей комнате, умирая от тоски. «Лучшее средство от депрессии – смена обстановки», – говорит Лёня. А Лёня всегда прав. Интересно, как он там? Выходные, если на них не выпадает дежурства в больнице, он всегда проводит в семье, и в эти дни ему лучше не звонить. Как-то она позвонила – так он даже говорить с ней не стал, сразу отключился. А потом при встрече прозрачно намекнул, что нельзя выходить за рамки приличий. Хотя сам ведет себя не очень-то прилично. И по отношению в своей жене, трахая Веронику – и ее ли одну? – в свое рабочее время, и по отношению к Веронике, используя ее как игрушку для удовольствия… Но, удивительное дело, при всем этом он очень хороший. Хороший врач. Хороший любовник. По выходным – примерный семьянин. По выходным они с женой обычно в гости ходят. То к друзьям – все их друзья, естественно, врачи, – то к ее или к его родителям. Такие, вот, образцово-показательные дети, никогда не забывающие своих папочек и мамочек.

В костер подбросили дров, и он разгорелся ярче, делая нависающую над поляной ночь еще темнее. Те, кто сидел слишком близко к огню, начали потихоньку отодвигаться и пересаживаться, но никто не уходил спать. Действительно, здорово вот так сидеть у огня. Было здорово, пока Петров не начал читать свои стихи. Он всегда их читает, при всяком удобном случае. Медом не корми, дай повыпендриваться. Потом стали подключаться и другие. Машкина стихов не пишет, но память у нее – можно только позавидовать. Читает Пастернака. Вероника тоже могла бы кое-что прочесть, и не только из школьной программы, но она не любит выступать на публике. Есть в этом что-то неестественное, ненормальное – так ей, во всяком случае, кажется. В самом деле, что ли, всю ночь будут сидеть у костра, демонстрируя друг другу, какие они умные? Вероника, взяв в палатке куртку, села на камень под деревом. Привалившись к стволу, смотрела издали на сполохи огня, на взлетающие к темному небу искры, на мельтешение у костра, слушала смех, разговоры, не вникая в их смысл, и время от времени искала взглядом высокую фигуру. Потом глаза у нее начали закрываться, захотелось спать. И она решила было, что, пожалуй, стоит уже и прилечь, как вдруг резкие громкие звуки разорвали лесную тишину. Кто-то включил магнитофон, и над поляной понесся долбающий ритм танцевального хита.

Конец ознакомительного фрагмента.